Интервью с Дэвидом Шниром
Rutgers University Press выпускает книгу Дэвида Шнира «Глазами советского еврея. Фотография, война и Холокост» (David Shneer, Through Soviet Jewish Eyes. Photography, War, and the Holocaust). Это книга о творчестве военных фотокорреспондентов-евреев в историческом контексте советской культурной политики.
В начале Моисей Соломонович Наппельбаум родился в Минске в 1869 году. После странствий по Европе и Америке вернулся в Минск в
Дэвид Шнир
Георгий Анатольевич Зельманович (печатался под псевдонимом Георгий Зельма) родился в 1906 году в Ташкенте. Переехал в Москву в
Семен Фридлянд. «Парашютист» (1920-е гг.). С разрешения Dalbey Photographic Collection. (Все фотографии кликабельны.)
Шнир прослеживает путь этих фотографов в центральные газеты и журналы, анализирует созданную ими репрезентацию социализма: фотообразы индустриализации, еврейских сельскохозяйственных колоний, Еврейской автономной области. С началом войны большинство героев книги становятся фронтовыми фоторепортерами. Возникший из их снимков фотонарратив войны и Холокоста представлен в книге Шнира в контексте общенациональной, идишской и западной прессы.
Я задала Дэвиду несколько вопросов:
Ю.Б.: Cчитаешь ли ты, что в работах
Георгий Зельманович. «Голос Москвы», 1925 г. С разрешения Teresa and Paul Harbaugh and Michael Mattis.
В случае Советского Союза на этот вопрос безусловно нужно ответить отрицательно. Здесь фотографы-евреи занимали совершенно другую социальную позицию, чем в Нью-Йорке , Лондоне или Берлине. В то время на Западе фотографы-евреи в основном снимали повседневные уличные сюжеты, непривлекательные для фотографов-неевреев , уже занявших прочное положение в обществе. А советские фотографы-евреи были официальными государственными фотожурналистами, работавшими на официальную прессу.
На примере своих героев я показываю, что евреи, подвергавшиеся дискриминации в Российской империи, в Советском Союзе были назначены на ключевые позиции в важной и новой тогда области — фотожурналистике. Работы фоторепортеров-евреев позволяют предположить, что — воспользуюсь твоими словами — евреи и неевреи могут прибегнуть к разным зрительным метафорам, фотографируя одну и ту же сцену. Я мог бы даже заключить, что читатели-евреи воспримут эти зрительные и словесные «сигналы» не так, как неевреи, но для этого у меня нет доказательств. А есть у меня доказательства того, что освобожденные Советской армией места уничтожения евреев в Советском Союзе, Польше и Германии были сфотографированы евреями.
Дмитрий Бальтерманц. «Горе». Фотография сделана в 1942 г. и опубликована в «Огоньке» в 1965-м. С разрешения Michael Mattis.
Можно ли рассматривать твою книгу как ретроспективный анализ этого утверждения? Верно ли, что, по твоему мнению,
Семен Фридлянд. «Детская колония», «Правда» 14 сентября 1934 г. С разрешения Dalbey Photographic Collection at the University of Denver.
Были ли евреи создателями зрительной репрезентации социализма в предвоенные годы? Безусловно, были, и гордились этой ролью. Однако здесь проблематично говорить про особый «еврейский глаз», потому что в Советском Союзе евреи-фотографы вовсе не были маргиналами. В отличие от США, Англии и других стран, где евреи-фотожурналисты критиковали власть, в Советском Союзе они поддерживали режим, публикуя репортажи о важнейших стройках индустриализации и создавая образ Сталина как величайшего Вождя.
Ю.Б.: Видишь ли ты свою книгу ревизией традиционного для «холодной войны» американского представления о положении евреев в СССР?
Д.Ш.: Безусловно. Как американский еврей, бывший подростком в 1970-х —80-х годах, я унаследовал историю о советском еврействе, которое нужно освободить от коммунистического угнетения. Я участвовал в маршах перед посольствами, писал письма в поддержку, у меня даже был «близнец по бар-мицве » — 13-летний мальчик из Советского Союза, лишенный возможности пройти бар-мицву . Вопрос в том, хотел ли этот мальчик ее проходить.
В своем исследовании я показываю, что до1920-х —1940-х годов евреи в СССР были социально мобильны и даже вошли в советскую структуру власти, хотя им это и недешево обошлось.
В своем исследовании я показываю, что до
Ю.Б.: Меня заинтересовала параллель, которую ты проводишь между причинами приглушения еврейской темы в освещении войны как советскими, так и американскими журналистами-евреями :
«В тогдашней политической ситуации американским журналистам было ясно, что, изобразив войну «слишком еврейской», они отвратят население от этой войны, снизят его готовность воевать против немцев. По поводу американских средств массовой информации историк Питер Новик заметил: «Хотя приглушение еврейских страданий было сознательным и умышленным, едва ли оно было злонамеренным. Его целью было подчеркнуть универсальный характер борьбы с нацистами, тем самым расширяя поддержку этой борьбы и опровергая инсинуацию, будто защита евреев была главной целью <участия США> во Второй мировой войне».
История освещения Холокоста в The New York Times показывает, что евреи двух передовых ассимилирующих обществ ХХ века — США и Советского Союза — стремились предстать частью более значительного коллектива. Начиная с издателя The New York Times Артура Окса Сулзбергера и кончая начальником вашингтонского бюро газеты Артуром Кроком, евреи, которым было вверено создание американского национального военного нарратива, воздерживались от привлечения внимания к еврейскому аспекту нацистских зверств».
История освещения Холокоста в The New York Times показывает, что евреи двух передовых ассимилирующих обществ ХХ века — США и Советского Союза — стремились предстать частью более значительного коллектива. Начиная с издателя The New York Times Артура Окса Сулзбергера и кончая начальником вашингтонского бюро газеты Артуром Кроком, евреи, которым было вверено создание американского национального военного нарратива, воздерживались от привлечения внимания к еврейскому аспекту нацистских зверств».
Семен Фридлянд «Новый тип еврея, Т. Трочик, Биробиджан», «СССР на стройке», 1935, № 3-4. Фотография сделана в 1934 г. С разрешения Dalbey Photographic Collection at the University of Denver.
Д.Ш.: Во время войны как советские, так и американские евреи были полностью лояльны своей стране. Неслучайно ветераны войны обеих стран утверждают, что они воевали как граждане СССР или США, а не только как евреи. Ревизионистским в моей книге является предположение о том, что Советский Союз не был единственной страной, которая не стремилась привлекать внимание общества к тотальному антисемитизму нацистов.
Общественный антисемитизм, безусловно, присутствовал в обоих государствах с 1930-х годов до самой войны. Филип Рот в своем романе «Заговор против Америки» блестяще описывает, как антисемитизм настолько пропитал американское общество того времени, что Франклин Рузвельт опасался вступать в войну до непосредственного нападения на США. В Советском Союзе тех лет антисемитизм, хотя и противозаконный, пронизывал личные и профессиональные отношения множества людей, что ясно видно из истории с Давидом Ортенбергом, редактором газеты «Красная Звезда», которого попросили печататься под псевдонимом Владимов (фамилия его жены), чтобы газета не выглядела такой еврейской.
Георгий Зельма. «Атака», Сталинград, 1942 г. С разрешения Teresa and Paul Harbaugh and Michael Mattis.
А как объясняли стилистические различия между зрительными образами лагерей уничтожения, созданными советскими и западными фотожурналистами, историки поколения холодной войны?
Д.Ш.: Ты полагаешь, кто-то на Западе интерпретировал советские фотографии Холокоста? Приведу такой факт: одним из экспонатов моей выставки фотографий «Глазами советского еврея», которая открывается в Колорадо и проследует в Торонто, Лондон и Нью-Йорк , будет канонический образ Холокоста — ворота Освенцима с надписью Arbeit Macht Frei («Труд освобождает»). Едва ли хоть кто-то , включая моего со-куратора , PhD в области изобразительного искусства и истории искусств и директора влиятельного художественного музея, знает, что этот снимок — работа советского фотографа. Если можно говорить о вкладе моей книги, то она сообщает публике, что среди первых фоторепортеров, документировавших войну, были советские фотографы.
Ю.Б.: Советская политика по отношению к евреям изменилась в ходе войны. Заметны ли эти перемены в фоторепортажах? Если да, то какие?Д.Ш.: В фоторепортажах такой сдвиг заметить непросто. Одни видят его в изменении подписей под снимками, другие — в характере освещения событий и контeкстуальной информации, обрамляющей фотографии. Можно сделать вывод о зарождении государственного антисемитизма на основании участившегося употребления выражения «мирные советские граждане» по отношению к жертвам фашистских репрессий и полного умолчания о том, что большинство этих граждан были евреями. Так это или нет, но заинтересованный подобным вопросом читатель газет мог заметить, что среди фамилий фронтовых фоторепортеров по-прежнему много еврейских.
Ю.Б.: Идишская пресса освещала Холокост не так, как общесоветская. Ты пишешь об очерке Василия Гроссмана «Украина без евреев», который не попал в русскоязычную прессу, но был напечатан в переводе на идиш в «Эйникайт» — органе Еврейского антифашистского комитета. Различались ли так же и фоторепортажи, опубликованные в идишских и общенациональных изданиях?Д.Ш.: В отличие от, как ты ее называешь, «общенациональной» прессы, газеты и журналы на идише открыто писали о Холокосте. Из печатавшихся в них статей и фотографий, таких как очерк Гроссмана или снимки будапештского гетто Евгения Халдея, ясно следовало, что многими жертвами нацистских преследований были евреи. Насколько мне удалось выяснить, ни очерк, ни фотографии в русскоязычной прессе не появлялись. Там на Холокост намекали, но, хотя многим была известна правда о произошедшем, само слово «еврей» возникало редко.
Ю.Б.: Ты пишешь:
«Именно в послевоенный период еврейская тема стала тем, о чем все знали, но вслух не осмеливались произнести. Как раз тогда сложился образ деспотического и антисемитского Советского Союза, постепенно утвердившийся во всем мире. Описывая советских евреев как группу людей, не имевшую голоса, Эли Визель ввел термин «евреи молчания». Сами советские евреи молчание понимали иначе. Ведь они все еще были писателями, фотографами, кинематографистами, учеными, врачами, дантистами и инженерами. Другими словами — вовсе не «евреями молчания». Лишь само слово «еврей» молчало в послевоенной советской культуре».
Георгий Зельма. «Сталинград, осень 1942 г.». С разрешения Teresa and Paul Harbaugh and Michael Mattis.
Д.Ш.: Я не совсем понимаю, что́ для еврейской темы значит «продолжать развиваться». Если под развитием еврейской темы понимать, что еврейская жизнь, культура и религия развивались в 1950–1970 годах, то ответ, конечно, положительный. Можно даже утверждать, что именно в этот период советские евреи стали теми, кого мы сегодня называем постсоветскими евреями (или, на языке США, евреями бывшего СССР или русскоговорящими евреями), с присущим им отношением к культуре и идентичности. Если же иметь в виду репрезентацию еврейской жизни, культуры и религии в средствах массовой информации, то ответ окажется отрицательным, поскольку само слово «еврей» в то время было табуировано в публичном дискурсе.
Ю.Б.: Ты пишешь:
«Реалии войны, погубившей, как мы сейчас знаем, 27 миллионов советских граждан, не делали чести руководству Советского Союза той эпохи; гигантские потери оставались неустранимыми шрамами, тормозившими процесс восстановления. В 1947 году Сталин понизил статус Дня Победы, превратив его из национального праздника в обычный рабочий день. Совсем немного военных фотографий было переиздано до конца 1950-х годов, а День Победы не был восстановлен в статусе общегосударственного праздника до 1965 года, когда Брежнев официально поставил память о войне в центр советской идентичности».
Какова была судьба фоторепрезентации Холокоста начиная с «оттепели»?Д.Ш.: «Оттепель» принесла с собой такие фильмы о войне, как «Летят журавли» и «Баллада о солдате». К этому моменту Великая Отечественная война уже стала для Советского Союза главным определяющим и объединяющим фактором его истории. Однако только в 60-е годы фотографии Холокоста — совершенных нацистами массовых убийств евреев и других обреченных на истребление меньшинств — начали циркулировать в СССР и по всему коммунистическому миру. Мне не кажется случайным тот факт, что геноцид евреев стал известен по обе стороны «железного занавеса» синхронно — в конце1950-х — начале 1960-х годов: в Израиле — в связи с процессом Эйхмана, в США — после публикации нескольких книг о Холокосте, в Советском Союзе — с появлением фотографий и кино о нацистских преступлениях. Иными словами, глобальная циркуляция Холокоста была так же важна, как внутренняя политика «оттепели».
"взято отсюда : http://booknik.ru/context/?id=34308"
Комментариев нет:
Отправить комментарий